Первое пленарное заседание: сдвиги, внушающие опасения и надежды

Эксперты обеспокоены тектоническими сдвигами в мировой экономике, демографическими проблемами и отставанием России, а уповают на культурные сдвиги и преодоление неравенства и бедности. 2 апреля на первом пленарном заседании XIV Апрельской международной научной конференции ВШЭ с докладами выступили известные зарубежные экономисты, а также действующие и бывшие члены российского правительства.

Видеозапись

Новостная служба портала уже сообщала о том, что открывая конференцию, научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин выступил с докладом, посвященным поиску новых моделей экономического роста. Тему продолжили в своих выступлениях старший вице-президент и главный экономист Всемирного банка Каушик Басу и известнейший польский экономист Марек Домбровский.

 

Дефекты «великого эксперимента»

Каушик Басу

При описании текущей экономической ситуации в мире Каушик Басу вслед за Евгением Ясиным употребил понятие «тектонический сдвиг». Он напомнил, что «последние пять-шесть лет один кризис в мире сменялся другим». В 2007 году разразился ипотечный кризис в США, а страны третьего мира примерно в это же время столкнулись с продовольственным кризисом. В 2008 году потерпела крах финансовая корпорация «Lehman Brothers». Возникший финансовый кризис быстро охватил почти весь мир. Кстати, механизм его распространения господин Басу сравнил с неисправным водопроводом — у кого-то из крана перестало «капать» чуть раньше, у кого-то чуть позже, но последствия нехватки «воды» ощутили все. Восстановление мировой экономики было быстрым, но недолгим: в 2010-2011 годах рост замедлился, а еврозону поразил долговой кризис. Он не исчерпан до сих пор, кипрский «кейс» — очередной тому пример. «Все это последствия тектонических сдвигов, которые меняют структуру мировой экономики, — вновь подчеркнул Каушик Басу. — Турбулентность ощущают все страны — и богатые и бедные».

Если в 1990 году нынешние страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южно-Африканская Республика) обеспечивали 15% глобального ВВП, то сейчас их доля выросла до 25%.

Изменения структуры проявляются хотя бы в резком усилении роли развивающихся стран. Если в 1990 году нынешние страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южно-Африканская Республика) обеспечивали 15% глобального ВВП, то сейчас их доля выросла до 25%. Главную, но, как уточнил господин Басу, не единственную скрипку здесь играет Китай. Страны БРИКС накопили значительные объемы валютных резервов. Существенно выросли объемы торговли между странами когда-то считавшегося экономически отсталым Югом. В то же время «увеличиваются потоки денежных переводов из стран БРИКС».

А вот «великий европейский эксперимент» (так господин Басу назвал строительство еврозоны) столкнулся с трудностями. Наспех возведенная экономическая конструкция единой Европы пострадала от собственных дефектов, на которые и политики, и финансисты годами закрывали глаза. Создание еврозоны заставило инвесторов ошибочно поверить, что покупка государственных обязательств, скажем, Германии и Испании одинаково безопасна и должна приносить одинаковый доход. Страны еврозоны с серьезными внутренними дисбалансами (прежде всего Южная Европа) занимали средства под тот же процент, что и их северные соседи. Кризис быстро показал, что такой подход не имел под собой никаких оснований.

Каушик Басу обратил внимание и на другой аспект нынешнего устройства мировой экономики. Глобализация сделала ее по-настоящему единой, а вот центров принятия решений, в том числе монетарных, по-прежнему множество. «Нужна лучшая координация монетарной политики разных стран», — уверен экономист, причем список таких стран, на его взгляд, должен быть намного шире, чем нынешняя «Большая двадцатка». Другой важнейшей проблемой, которую необходимо решать сообща, он считает «глобальное неравенство и бедность».

 

Китай не спасет

Марек Домбровский в своем докладе остановился на перспективах выхода из глобального экономического кризиса. По его словам, у экономистов международных организаций есть надежда на то, что текущее замедление мировой экономики скоро вновь сменится ростом. «Но я не уверен, что этот оптимистический сценарий исполнится», — заметил господин Домбровский.

Экономический рост может быть достигнут за счет трех ключевых факторов: трудовых ресурсов, капитала и совокупной производительности. Все развитые страны в большей или меньшей степени уже столкнулись с демографической проблемой. Изменения возрастной структуры населения создают дополнительную нагрузку на пенсионные системы и грозят негативными последствиями для рынков труда. Причем эта проблема характерна не только для развитых государств, но и для многих стран бывшего советского блока. Россия не исключение.

А в ближайшие двадцать лет, прогнозирует Марек Домбровский, со схожими проблемами столкнутся даже Китай и Латинская Америка, резервы рабочей силы останутся только в Африке, на Ближнем Востоке и частично в Южной Азии. Удастся ли их привлечь на развитые рынки — большой вопрос. Экономические интересы здесь вступают в конфликт с культурными и политическими предпочтениями.

Ограничен и запас инвестиционных возможностей Китая и других крупных развивающихся стран, которые сейчас обеспечивают мировой рост инвестиций. Господин Домбровский полагает, что Китай близок к инвестиционному потолку и его доля инвестиций неизбежно начнет снижаться, как это происходило с его более развитыми соседями по региону в предыдущие десятилетия.

В развитых странах свои проблемы. Валовые сбережения там «стабилизировались на достаточно низком уровне», а вот госдолг растет. Глобальный мировой долг вырос с 2007 по 2012 год на 18% мирового ВВП, долг Евросоюза — на 25%. В США госдолг уверенно перешагнул рубеж в 100%, во Франции превысил 90%, и только Германии удалось сократить этот показатель, опустив его ниже 80%.

Развитые страны нуждаются в институциональных преобразованиях в пенсионной сфере и на рынке труда, уверен Марек Домбровский. Но особых усилий на этом направлении пока не заметно. Наоборот, некоторые действия развитых стран приводят к «нагреванию» развивающихся экономик и возникновению там «пузырей».

Качественные факторы, обеспечивавшие глобальный рост в 1990-е годы: либерализация торговли и движения капитала, волна рыночных реформ, технологическая революция, «дивиденды от мира» (высвобождение ресурсов после окончания «холодной войны» и гонки вооружений), — все они исчерпали свой эффект. Ожидать нового витка экономического роста не приходится. «Более реальным представляется сценарий медленного роста как в наиболее развитых странах, так и в странах со средним доходом, где исчерпываются трудовые ресурсы и тормозятся рыночные реформы», — заключил Марек Домбровский.

 

Стагнация под видом роста

Алексей Кудрин

Взгляд финансиста на текущую экономическую ситуацию в России и за рубежом представил на заседании председатель Комитета гражданских инициатив, экс-министр финансов РФ Алексей Кудрин.

Он напомнил, что если на «предыдущий великий кризис» рубежа 1920-1930 годов «откликнулись своими идеями» Джон Мейнард Кейнс и Милтон Фридман, то нынешнему главе Федеральной резервной системы (ФРС) Бену Бернанке пришлось искать не теоретический, а практический выход из кризисной ситуации. Решением стала эмиссия, которая «позволила экономике удержаться на плаву», но долгосрочные последствия которой не столь очевидны.

Денежная база в США в период с 2007 до 2013 года выросла с 6% до 18% ВВП. А вот денежная масса росла примерно такими же темпами, как и до кризиса (не более 10% в год). Этому способствовало уменьшение кредитного плеча, и сокращение кредитного мультипликатора. Действия ФРС позволили перезапустить экономический рост, хотя бы и вялый, и удержать инфляцию на целевом уровне около 2%. Алексей Кудрин отметил, что именно инфляционное таргетирование является главным для современных центробанков (именно инфляция влияет на стимулы для инвестирования и готовность игроков вкладывать в экономику «длинные» деньги). Но американская ФРС, помимо контроля над инфляцией, работает и на снижение безработицы до уровня 6,5%. Это решение является политическим, хотя темпы снижения безработицы в США пока что незначительны.

Что в это время происходило с кредитами? Несмотря на снижение ставки до 0,25%, кредитование растет «очень умеренными темпами» (около 3% в год). Поэтому был включен другой механизм поддержки экономики — ежемесячно ФРС выкупаются облигации на 85 миллиардов долларов. «Только так удается подпитывать экономику», — пояснил Алексей Кудрин.

По похожему сценарию (рост денежной базы при умеренном росте денежной массы и уменьшении денежного мультипликатора) развивалась ситуация в еврозоне. Но и эти меры не позволили избежать рецессии. Инфляция остается на целевом двухпроцентном уровне, а вот безработица растет. Процентная ставка находится на самом низком уровне за историю, но к росту кредитования в Европе это не приводит.

«Не денежная эмиссия сегодня является главной опасностью мировой экономики, — считает Алексей Кудрин. — Более опасен дефицит бюджета США, этот фундаментальный показатель создает риски для долларовой системы».

Совершенно по-иному обстоят дела в России. Денежная база здесь росла, немного «затормозив» лишь в последние два года (сейчас ее уровень — 14% ВВП), денежная масса тоже росла (около 40%). Денежный мультипликатор в России не сработал. Почему? «Ответ приходятся повторять как мантру: инвестиционный климат», — посетовал Алексей Кудрин. Банки боятся высокой инфляции, перспективы роста налогов, изменения курса из-за колебаний цены на нефть.

При низкой безработице в России «вялый» рост ВВП (за предсказанные правительством 3 процента предстоит еще «очень сильно побороться»), а вот инфляция высокая (в последние месяцы ее уровень достиг 7%).

При низкой безработице в России «вялый» рост ВВП (за предсказанные правительством 3 процента предстоит еще «очень сильно побороться»), а вот инфляция высокая (в последние месяцы ее уровень достиг 7%). «Значит, наш основной индикатор говорит о том, что ослабления денежной политики в России быть не может», — отметил господин Кудрин. В то же время растет кредитование (объем кредитов для физических лиц вырос и вовсе на 40%, что очень близко к «перегреву»). Именно в банковской системе Алексей Кудрин видит основные ресурсы для модернизации.

Экс-министр финансов раскритиковал некоторые положения социально-экономического прогноза до 2030 года, подготовленного российским правительством. «Вся финансовая часть прогноза не является реалистичной и не отвечает ранее поставленным целям», — считает Алексей Кудрин. В частности, он обратил внимание на раздел прогноза об объемах кредитования, который предполагает уже с 2016 года ничем не обоснованный колоссальный рост внешних инвестиций. В то же время предполагается значительное увеличение резервов ЦБ, идущее вразрез с политикой инфляционного таргетирования.

Трехпроцентный рост ВВП, на который пытается в этом году выйти российская экономика, не является достаточным для развития, отметил также господин Кудрин. «Для нас такой темп роста означает стагнацию и отставание от мировой экономики, и мы сегодня подошли к этой черте», — предупредил экс-министр.

 

Все лучше, чем кажется

Михаил Абызов

Более оптимистичными получились выступления двух действующих представителей исполнительной власти — министра РФ по связям с Открытым правительством Михаила Абызова и помощника Президента РФ Андрея Фурсенко.

Михаил Абызов, заметив, что без взаимодействия с гражданским обществом развитие экономики невозможно, высказал уверенность в том, что «локомотивом преобразований и создания новой модели экономического роста» послужат вовсе не нефть и госинвестиции, а «ментальные изменения». Министр видит «три вызова для развития российской экономики и ее глобальной конкурентоспособности». Во-первых, вложения в человеческий капитал. Государственных инвестиций здесь «пока недостаточно, и дело не только в перекосе расходов в сторону ВПК». Даже текущие инвестиции в человеческий капитал, по словам Михаила Абызова, не имеют достаточного качества (нет эффективного контракта, не привлекаются к софинансированию частные инвесторы).

Второй вызов — низкая эффективность государственных институтов вследствие их закрытости и «недостаточной общественной конкуренции». Третья проблема, в значительной степени «ментальная», — пристрастие к патернализму и развитие государственного иждивенчества.

Отвечать на эти вызовы российское правительство будет, модернизируя и делая открытой систему госуправления, особенно в части контрольно-надзорных функций. Причем лучшие решения будут искать совместно с бизнесом и обществом. Примером такого совместного поиска стало, на взгляд Михаила Абызова, «исправление политики в области промышленной безопасности, которая в перспективе поможет снизить расходы бизнеса на один триллион рублей».

Для «ухода от бюрократической логики» при разработке тех или иных программ или законов, правительство и бизнес займутся составлением совместных «дорожных карт». К обсуждению государственной политики будет все больше привлекаться экспертное сообщество, консультации с экспертами «стали принципом госуправления». Среди самых заметных новаций 2013 года — закон о Федеральной контрактной системе, регулирующей сферу госзакупок (он уже принят Государственной думой), и одобренный правительством закон о государственно-частном партнерстве.

Ответил Михаил Абызов и на критику прогноза социально-экономического развития России до 2030 года. Министр заметил, что документ «не является закрытым, там есть спорные вещи, мы их будем обсуждать».

О «ментальных изменениях» говорил и Андрей Фурсенко. Он полагает, что «любое существенное изменение социальных институтов чревато серьезными потрясениями, и эти потрясения часто ведут к остановке реформ». «Хотя мы и недовольны социальной сферой, но изменений в ней боимся и всячески стараемся их откладывать», — констатировал помощник президента.

Андрей Фурсенко

Однако есть примеры и успешных эволюционных изменений. «Положительные сдвиги за счет постепенных институциональных изменений» Андрей Фурсенко видит в сфере образования. Состоялся переход школ на нормативное финансирование, переход к новым условиям обучения в школах. Число школ (многие из которых были не просто малоформатными, а неэффективными) сократилось с 2004 года с 62 тысяч до 47 тысяч. Зато изменилось качество обучения, «возникло понятие сетевого взаимодействия школ, начали возникать образовательные кластеры». К числу институциональных изменений относится и введение ЕГЭ, благодаря которому «возникло единое образовательное пространство».

Меняется ситуация и в высшей школе. «Хотя претензии к ней сохраняются и являются справедливыми, и в этой сфере началась формальная структуризация, — сказал экс-министр образования и науки. — Будет усилена поддержка лучших и реорганизованы худшие».

«В науке ситуация несколько сложнее, — продолжил Андрей Фурсенко. — Там эволюционные изменения, которые должны были менять ландшафт, происходили менее эффективно и менее заметны». Господин Фурсенко выделил здесь две проблемы: наука, с одной стороны, не обеспечивает в должной мере развитие экономики и общества, с другой — значительно количество научных работников «не могут самореализоваться». «Именно поэтому реформы в науке необходимы, но они не должны быть настолько радикальными, чтобы вызвать их остановку», — полагает Андрей Фурсенко.

Хотя «поддержка науки за счет традиционных бюджетных инструментов практически исчерпала себя», ситуация в этой сфере «не так плоха, как о ней принято думать». По оценкам экспертов, «инфраструктура в российской науке более развита, чем в Советском Союзе», российская наука в гораздо большей степени встроена в мировую. Андрей Фурсенко предлагает использовать новые механизмы финансирования науки, например, через фонды целевого капитала. «Да, на сегодняшний день они экономически неоправданны из-за высокой инфляции, — оговорился господин Фурсенко. — Но они должны опережающим темпом развиваться и поддерживаться государством, чтобы в нужный момент — а наша экономика идет в правильном направлении — эти инструменты могли быть задействованы».

Под конец выступления Андрей Фурсенко еще раз призвал всех собравшихся «изменять ментальность» и воспитывать в себе оптимиста. А вот Евгений Ясин, завершая пленарное заседание, предложил говорить не о ментальности, а о культуре. Ментальность, считает он, воспринимаемся как что-то данное свыше, что невозможно изменить. Культурный сдвиг, напротив, вполне реален, но требует много времени. «Культурные изменения не происходят за одно поколение», — заметил научный руководитель ВШЭ. Что ж, останемся оптимистами и запасемся терпением.

 

Олег Серегин, Новостная служба портала ВШЭ

Фото Никиты Бензорука