Европеизм как начало русской жизни
27 февраля в ВШЭ состоялся круглый стол «Политический либерализм в контексте русской истории: опыт Милюкова», организованный Высшей школой экономики, фондом «Либеральная миссия» и фондом «Русское либеральное наследие».
95-летие Февральской революции, тем более на фоне происходящих сейчас в России событий — отличный повод для обсуждения истоков либеральной традиции и перспектив либерализма и демократии в нашей стране. Собственно, «революционная» тема первоначально и должна была стать главной на круглом столе, однако в центре дискуссии в итоге оказалось наследие одной из самых противоречивых, но почти преданных забвению политических фигур начала двадцатого века. Речь о лидере кадетов, историке и публицисте Петре Милюкове.
Европеец он или почвенник? Как уживались в нем разнонаправленные научные, исторические и политические взгляды? Как получилось, что монархист Милюков пошел на сотрудничество с левыми, закончившееся свержением, а затем и уничтожением царской фамилии? Наконец, почему отношение к фигуре интеллектуала Милюкова оставалось в значительной степени негативным и в революционные годы, и в советское время, и в наши дни? Неужели его опыт, в том числе опыт создания влиятельной либеральной партии, никому теперь неинтересен? Ответы на эти вопросы и попытались найти участники круглого стола, состоявшего в ВШЭ.
Его ведущий, вице-президент фонда «Либеральная миссия» Игорь Клямкин обратил внимание собравшихся на «ключевую проблему в наследии Милюкова». «Исследуя как историк начальный период московского государства, он занимался тем, что противопоставлял его Европе, — отметил Игорь Клямкин. — В Европе государство росло из общества, в России государство создавало для себя социальные силы, которые могло использовать в своих интересах — такова была его позиция. Неудивительно, что современники спрашивали у Милюкова, как такая его историческая концепция, в основе которой лежит отличие России от Европы, совмещается с его политической деятельностью».
Открывавший дискуссию президент фонда «Русское либеральное наследие» Алексей Кара-Мурза, впрочем, полагает, что, несмотря на кажущееся противоречие, к истории России Милюков относился все же как к части европейской истории, хотя и имевшей свою специфику. Прослеживая развитие разных аспектов и сфер российского государства в своих «Очерках», он искал ту силу, тот ресурс, который позволит наконец провести в России политическую реформу, без которой нельзя затевать реформу социальную.
В качестве такой силы Милюков не признавал бюрократический аппарат, поскольку в условиях полного отсутствия обратной связи не только самодержец, но и любая форма правящей бюрократии оказывается глуха к запросам общества. Скептически оценивал Милюков реформаторский потенциал дворянства, чьи права и привилегии даровались с «царского плеча». Казалось бы, ставку нужно делать на третье сословие — горожан? Однако Милюков отмечал, что город в России не создавался и не имел такой функции, как в Европе. Он сравнивал его с ханской ставкой, добавляя, что город, прежде чем он понадобился гражданам, понадобился власти. В то же время Петр Милюков не считал, что Россия имеет мощную «государственность», напротив, он полагал, что анархию индуцирует самодурная и ничем не ограниченная власть. Кто же в таком случае способен создать политическую культуру и сформировать в России гражданскую нацию?
«Методом исключения Милюков пришел к выводу, что междуклеточную ткань социальных отношений может создать только национальная интеллигенция как носитель культуры, — сказал Алексей Кара-Мурза. — Только она и способна формулировать национальные, общегражданские, а не узкокорпоративные или классовые интересы. Милюков говорил, что интеллигенция — это временный заместитель в России третьего сословия».
Милюкова-политика часто упрекают за контакты с социалистами, пусть и умеренными. Эту «общекадетскую, достаточно левую идею» он, по словам Алексея Кара-Мурзы, исповедовал всю жизнь. Особенно громкими упреки и обвинения стали после того, как власть в России захватили большевики. Бывший его соратник по партии Василий Маклаков «задним числом» сетовал, что «блокироваться» надо было не с революцией, а с властью.
Но сам Милюков объяснял, что договариваться с той иррациональной, потерявшей всякую адекватность властью было невозможно. «Власть, а не Милюков, сделала все, чтобы разрушить государственность, — уверен Алексей Кара-Мурза. — Милюков всегда считал, что Октябрь наступил раньше Февраля. Он с коллегами просто пытался погасить набиравшую силу стихию. Ими была даже использована такая метафора: надо обуздать этот взбесившийся табун, чтобы отвести его от пропасти».
«Проблема Милюкова, — продолжил Алексей Кара-Мурза, — заключалась в том, что он был очень рассудочным человеком. Он ученик Конта, позитивист и рационалист. И одно время его выдающиеся, «шахматные», способности привели его к лидерству в освободительном движении. Но когда начался иррациональный период русской истории, рационалист Милюков не справился и не мог справиться. Табун уже никто не мог остановить. В известной степени мы сейчас переживаем сходный период, хотя противостояние не такое «лобовое». Опять мы видим попытку рационалистического нового класса, который мы называем креативным, продумать какую-то стратегическую линию и предложить иную модель развития России. Это с одной стороны. А с другой стороны мы видим нагнетание иррациональных страстей и образа врага. Нужен ли сегодня Милюков? Безусловно, нужен. И крайне удивительно, что его труды до сих пор не переизданы».
Политолог, директор по стратегиям и аналитике ЦПК «Никколо М» Михаил Афанасьев отметил, что сегодняшние дебаты так или иначе «упираются в проблему национальной идентичности». «В чем актуально в этом плане наследие Милюкова? — продолжил он. — Не нужно даже глубоко копать, достаточно посмотреть на его "визитку". Милюков — это российский националист, даже империалист в рамках разумного, почвенник, но без пафоса, и в то же время западник, либерал, конституционный демократ. В сегодняшней России соединение этих начал выглядит чуть ли не противоестественным. Милюков же эти начала соединял органично, исходя из целостного мировоззрения. Он не был политическим фокусником или маргиналом. Он был редактором самой популярной политической газеты и лидером крупной партии, притязания которой не ограничивались 5-7 процентами на выборах в Государственную думу».
Ольга Жукова и Нина Хайлова |
Процитировал Михаил Афанасьев и общий вывод, сделанный в связи с этим Милюковым: «Европеизм не есть начало, чуждое русской жизни, начало, которое можно заимствовать только извне, но собственная стихия, одно из основных начал, на которых эта жизнь развивается». Искать это начало следует, на его взгляд, в земстве.
Почему же взгляды Милюкова воспринимаются сейчас столь скептически, если не сказать негативно? Михаил Афанасьев полагает, что дело не сводится только к оценке личности самого лидера кадетов. «Предубеждение против Милюкова в концентрированном виде выражает общее идеологическое расстройство нашего общества, которое усугубляет вывих исторической судьбы России, — считает политолог. — Вспомните известную фразу Александра III: “Никогда русский царь не будет присягать скотам”. Это ведь ненормально, это свидетельство полной исторической неадекватности российской власти. Диктатура и вождизм — это ненормальность в квадрате. А уверенность в том, что судьба России сводится к выбору между вариантами самодержавной дури, — это ненормальность в кубе. Милюков звал и вел Россию к норме. Если мы забудем его и других приверженцев срединного пути России, если мы не докажем самим себе нормальность российской культуры, то надеяться нам не на что».
Профессор Московского государственного педагогического университета Ольга Жукова в своем комментарии о неоднозначном отношении к фигуре Милюкова сослалась на мнение «летописца освободительного движения», члена партии кадетов Ариадны Тырковой-Вильямс. В своих публицистических работах и воспоминаниях она обращала внимание на несовпадение подходов к одним и тем же проблемам Милюкова-историка и Милюкова-политика. В частности, Милюков-историк уделял большое внимание психологическим факторам при исследовании исторического процесса. Однако в политической практике от его психологической стратегии не оставалось и следа, в окружавших его людях он видел не столько личности, сколько шахматные фигуры, для которых он расписывал верную, как ему казалось, партию.
«К людям Милюков относился с холодным равнодушием, в общении с ним не чувствовалось никакой теплоты, — писала Тыркова. — Чужие мысли еще могли его интересовать, но чужая психология — никогда. Люди были для него политическим материалом, в котором он не всегда хорошо разбирался».
В этом смысле интересно взглянуть на взаимоотношения Милюкова с Петром Столыпиным — фигурой, в наши дни куда более популярной. «Милюков резко критически относился к Столыпину, и это можно понять, поскольку Петр Аркадьевич разогнал первую Думу, причем сделал это иезуитским способом», — напомнил Алексей Кара-Мурза.
Но если имя Милюкова ассоциируется с либеральными политическими реформами, то Столыпин представляется реформатором иной сферы — экономической. Провести одновременно две эти реформы России до сих пор не удалось. «После краха коммунизма Восточной Европе удалось соединить эти линии — условно говоря, милюковскую и столыпинскую, — отметил уже Игорь Клямкин. — Там демократические либеральные преобразования в политике осуществлялись одновременно с экономическими реформами. В России этого не произошло, и этот вопрос по-прежнему актуален».
Об актуальности наследия Милюкова сказал в своем комментарии и научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин. «На мой взгляд, дальнейшее развитие России в нынешней обстановке связано с либеральными идеями, — отметил он. — Националистический и консервативный элемент будет присутствовать, но он не будет носить творческого характера. Нам понадобится крупная либеральная партия или образование. Мы должны использовать опыт кадетов, чтобы показать, что первые шаги на пути развития современного обществ Россия делал по либеральному пути».
По мнению Евгения Ясина, некоторые демократические задачи удастся решить в ближайшие год-два, в том числе благодаря политической реформе, инициированной под давлением общества президентом Медведевым. «Но важно будет не просто принять участие в новых выборах, но и сделать так, чтобы в новой Думе не оказалось полтора либерала, — считает научный руководитель ВШЭ. — В этом смысле очень полезно изучить опыт Милюкова и других либералов, которые век назад тоже находились в очень тяжелых условиях между придворной камарильей и крестьянскими массами. Всем нам предстоит находить решения, которые в политическом отношении будут состоятельными».
Олег Серегин, Новостная служба портала ВШЭ
Фото Никиты Бензорука
Клямкин Игорь Моисеевич
Вам также может быть интересно:
«У гуманитарной науки в нашей стране исторический профиль»
В Высшей школе экономики прошел круглый стол, посвященный актуальным вопросам исторической науки и исторического образования, организованный при поддержке Российского исторического общества (РИО). В его работе приняли участие ректор НИУ ВШЭ Никита Анисимов и председатель РИО, директор СВР Сергей Нарышкин.
«Вышка готовит не специалистов узкого профиля, а людей с широким кругозором»
С нового учебного года историки будут учиться в бакалавриате ВШЭ не четыре года, а пять лет. Что это: объективная необходимость или тихое возвращение к советской системе подготовки историков? Объясняет декан факультета гуманитарных наук Михаил Бойцов.
Тест: от заговоров до ДМС. Что вы знаете об истории отечественной системы здравоохранения?
100 лет назад у вас не получилось бы записаться в поликлинику — их не было. Редакция IQ.HSE составила тест, который поможет проверить, насколько хорошо вы ориентируетесь в истории здравоохранения.
Покайся и работай. Что общего между исповедью и советскими автобиографиями
Автобиографии в СССР писал почти каждый. С 1930-х годов они стали обязательными при оформлении документов — от приема на работу до получения наград. Эти личные свидетельства адресовывались государству, их составление формировало «советского человека» и напоминало Таинство покаяния перед Всевышним, утверждает профессор НИУ ВШЭ Юрий Зарецкий.
Введение в Даурскую готику. Что это за феномен и как он возник в Забайкалье
Медиевальный хоррор, вампиры, колдуны, таинственные монахи и восставшие мертвецы наряду с реальными историческими фигурами, сюжеты о Гражданской войне в России в ореоле мистики — такова самая простая формула Даурской готики. Об этом явлении и его развитии IQ.HSE рассказал его исследователь, доктор политических наук Алексей Михалев.
Библионочь в Высшей школе экономики: Шекспир, музеи и квесты
Почти 40 команд приняли участие в квесте «По страницам Басмании», организованном Высшей школой экономики в рамках ежегодной городской акции. В это же время в библиотеке университета ставили отрывки из «Ромео и Джульетты» и слушали лекции о театре.
Список литературы: советская историческая наука
Оправдание опричнины, сталинизм и попытки сохранить себя.
Шапка-невидимка
Наряду с шапкой Мономаха, у русских правителей были другие драгоценные венцы. В их числе — высокая, похожая на папскую тиару золотая корона с самоцветами, сделанная в Англии по заказу Ивана Грозного. В Смутное время она исчезла из Москвы, оказалась в Польше на голове короля Сигизмунда III, затем побывала в Берлине залогом за долги, а потом и вовсе пропала. Доцент Школы филологии НИУ ВШЭ Александр Лаврентьев восстановил историю этой регалии.
Как отправить сына учиться за границу в XVI веке
На примере истории швейцарских гуманистов Томаса и Феликса Платтеров попытаемся разобраться, с какими трудностями встречались родители XVI века, решившие отправить своего ребенка учиться в престижный зарубежный университет.
Запретное знание
Абсолютная свобода слова и совести в Древней Греции — миф. Каждый мог публично критиковать политиков, но высказываться о религии и мироустройстве было чревато. Философов приговаривали к смерти как безбожников, их учения запрещались, а книги горели на кострах. Феномен античной цензуры исследовал профессор НИУ ВШЭ Олег Матвейчев.