Отречение от веры

В Вашингтоне прошел саммит «большой двадцатки», собравший лидеров государств, производящих более 85 процентов мирового ВВП. Итог встречи — именно G20, а не G7 или G8 станет штабом по борьбе с мировым экономическим кризисом. Справится ли G20? Об этом «Огонек» решил узнать у одного из архитекторов глобальной экономики Говарда Дэвиса.

Говард Дэвис пять лет возглавлял Управление по финансовому надзору Великобритании (регулирует работу второй по значимости в мире Лондонской фондовой биржи), был гендиректором Конфедерации британской промышленности и заместителем управляющего Банка Англии.

Сегодня Говард Дэвис— член совета директоров банка Morgan Stanley, оказавшегося в эпицентре кризиса, и директор Лондонской школы экономики и политических наук (ЛШЭ).

— G20 остановит кризис?

— Саммит «двадцатки» слегка разочаровал — действительно важных, конкретных решений принято не было.

Правда, удивляться этому не стоит: времени на подготовку встречи было мало, а США на ней представлял президент — «хромая утка». В таких условиях разговоры президента Франции Николя Саркози о новом Бреттон-Вуде — явное преувеличение.

Правда, лидерам все же удалось принять какие-то решения, например, поменялась система членства в международном клубе — вместо G8 теперь будет более широкое объединение.

Более важный итог встречи: запущен процесс подготовки предложений к саммиту G20 в апреле 2009 года. Решение прагматичное, ведь к тому времени у власти уже будет администрация Барака Обамы, чьи взгляды по ряду проблем расходятся со взглядами уходящей администрации. Учитывая это, отсутствие на саммите серьезных соглашений скорее плюс. Это были бы соглашения в стиле Буша. Обама, думаю, способен предложить что-то получше.

— Получается, апрельская встреча «двадцатки» и станет тем самым «Бреттон-Вудом-2»?

— На встрече в Бреттон-Вуде были созданы современные мировые экономические учреждения — Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк (ВБ). Не думаю, что сегодня политики жаждут радикально реформировать эти структуры. По большому счету их перестройка не нужна. Так что новый Бреттон-Вуд — это ложная цель. Сегодня стоит сконцентрироваться на двух вещах. Первое — общеэкономическая реакция на кризис. На саммите было сказано много правильных слов на эту тему. Причем слова разных лидеров были похожи. Это говорит о том, что главы государств достигли широкого согласия в вопросах антикризисной политики. Каждая страна борется с ним по-своему, но все меры будут лежать в некоем общем русле, и это хорошо. Второй аспект — технический. Именно в области финансового регулирования острее всего чувствуется нехватка тесного сотрудничества органов власти разных стран. Не думаю, что эту задачу должны решать МВФ и ВБ, ведь они по большому счету не отвечают за надзор и регулирование. Этим занимается Базельский комитет по банковскому надзору (разрабатывает международные правила банковского регулирования. — «О»), и именно там нужны реформы. МВФ, возможно, стоит придать дополнительные функции по надзору.

— А глобальные надзорные структуры нужны?

— Саммит G20 дал однозначный ответ — нет. Это четко указано в итоговом коммюнике.

В мировой торговле все просто: если вы присоединились к ВТО, то обязаны выполнять ее правила, не выполняете — есть международный суд и жесткие санкции. В области финансов нет чего-то вроде ВТО.

Здесь если удается о чем-то договориться, то эти соглашения в основном добровольные — страны обязуются выполнять их ровно настолько, насколько это у них получится. Нет механизма принуждения.

И G20 отказалась создавать его.

Во многом это произошло из-за позиции США. Без участия американцев любое международное финансовое регулирование работать не будет.

Сегодня вместо попыток договориться о глобальной надзорной инстанции лучше сосредоточиться на сотрудничестве между правительствами. Министры финансов ведущих стран должны чаще встречаться (и они уже заявили, что будут это делать), нужно ставить перед надзорными органами разных стран общие задачи, быстрее находить их решение.

— То есть вместо «мирового минфина» более тесная координация действий властей?

— Да. Нужно больше сотрудничества и порядка в работе существующих учреждений. Решения необходимо принимать быстрее. Я десять лет провел в Базельском комитете, обсуждая изменения в «Соглашения о капитале». Сегодня мы не можем себе этого позволить.

— Все прозевали кризис? Что подвело — слепая вера в «невидимую руку», изъяны в экономическом образовании, вера, что спадов больше нет?

— Соглашусь с вами во всем, кроме одного — не стоит говорить, что экономисты уверовали в исчезновение экономических циклов. Все знали, что рано или поздно рецессия наступит. Когда незадолго до кризиса нынешний премьер Великобритании, а тогда еще министр финансов Гордон Браун говорил, что «бумов и спадов больше не будет», все известные мне экономисты смеялись над ним.

Справедливо критиковать нас за другое — мы слишком долго придерживались гипотезы эффективных рынков.

Очень многие преподаватели университетов и бизнес-школ, сотрудники исследовательских центров верили в эту теорию с поистине религиозным пылом и так же ее преподавали. Мне самому в Стэнфордской бизнес-школе в свое время читали лекции такие люди. Если вы посмотрите текст последнего выступления Алана Гринспена (бывший глава Федеральной резервной системы США (ФРС), аналога ЦБ. — «О») , то там есть такая фраза: «Я переоценил способность рынков к саморегулированию». Это похоже на отречение от веры. В прошлом году в ЛШЭ мы создали исследовательский центр по анализу провалов рынка капитала. Думаю, это начало смены интеллектуальной парадигмы в экономике. И мы будем изучать провалы рынка, рассказывать о них нашим студентам в Лондоне и здесь, в Москве, в Международном институте экономики и финансов (МИЭФ).

У теории эффективных рынков по-прежнему много сторонников, но все больше людей обращают внимание на провалы рынка. Ясно, что они случаются чаще, чем мы думали. Нельзя больше просто говорить: да, рынок иногда ошибается, но в целом он прав. Его ошибки слишком дорого стоят.

— На идеях «рыночного фундаментализма» выросло целое поколение менеджеров, они могут «перековаться»?

— Это ключевой вопрос.

Кризис показал, насколько важно иметь представителей разных взглядов в органах власти.

Ест ряд исследований, посвященных работе Комитета по открытым рынкам ФРС при Алане Гринспене (именно комитет принимает ключевые решения. — «О») . Они показывают, при Гринспене комитет превратился в авторитарную организацию — случаи, когда его члены высказывали мнение, отличное от мнения председателя, стали редкостью. И это не демагогия: вы можете посмотреть стенограммы комитета и увидите — чем дольше Гринспен руководил ФРС, тем реже на заседаниях звучало альтернативное мнение и тем меньше было дискуссий. При нем комитет ни разу не принял решения, противоречившего мнению председателя.

Так что ключевая задача для правительств по всему миру, особенно для американской администрации, — обеспечить представительство в органах власти людей, придерживающихся альтернативной точки зрения по вопросам экономики. Нам нужна постоянная проверка экономической политики.

Такие люди всегда были и в США, и особенно в Великобритании, просто их не подпускали к принятию решений.

— Сегодня в мире есть четыре крупных плана по борьбе с кризисом. «План Полсона» предполагает выкуп у банков проблемных ценных бумаг, британский — прямые вливания в банки, китайский — расходы на инфраструктуру, российский — раздачу денег всем желающим. Что лучше?

— Смотря с чем вы боретесь.

В Китае пока нет, а может и не будет, резкого обвала цен на активы. Раз так — капитала у китайских банков, кроме Сельхозбанка, достаточно и накачивать их деньгами не имеет смысла.

Китайский пакет борется с замедлением экономического роста и, как следствие, недостаточно быстрым появлением новых рабочих мест. Это главная головная боль властей КНР, ведь безработица может привести к массовым волнениям.

Если же у вас не хватает капитала в финансовой системе — именно это происходит на Западе — то лучше напрямую впрыскивать в нее деньги, а не покупать «плохие» активы. И американцы это поняли — они теперь тоже вливают деньги в банки.

При этом новый подход Полсона мне нравится больше, чем наш, британский. Полсон сказал банкирам: деньги получат все, хоть и в разном объеме. Это, в свою очередь, позволяет банкам привлечь частные инвестиции. В Британии деньги тоже дают всем, кому они необходимы, но на исключительно жестких условиях. В итоге банки пытаются любой ценой получить капитал где-то еще и несут дополнительные потери.

— А российский план?

— Я не очень хорошо с ним знаком. Я думаю, что главная проблема России — у вас слишком много банков. Я не верю, что все они выживут. Российским властям стоило бы сейчас организовать консолидацию в банковском секторе, а затем поддержать те финансовые учреждения, которые, по их мнению, переживут бурю.

— Происходит глобальная «национализация убытков». Не противоречит ли это духу рыночной экономики? Он предполагает — капиталист получает большие прибыли, но взамен рискует разориться.

— У многих экономических проблем в прошлом, таких как крах Enron или WorldCom, действительно был серьезный этический подтекст: искушенные умы дурачили простаков. Тогда в лучшем случае речь шла о злоупотреблении доверием, в худшем — о прямом подлоге и подделке отчетности.

Сегодня, как мне кажется, о таких моральных проблемах речь не идет. Смотрите сами — среди тех, кто понес наибольшие убытки, оказались самые искушенные финансисты. Мы могли бы сказать, что во всем виноваты банки: они придумали множество хитроумных ипотечных бумаг, впарили их своим клиентам и таким образом их грабанули. Но это не так: банки и сами думали, что эти бумаги — классное вложение денег, скупали их и погорели.

Вопрос об отношениях между государством и финансовым сектором — не вопрос морали и этики. Здесь речь скорее идет об общественном договоре.

Его суть проста: банки превращают короткие депозиты в долгосрочные кредиты. Так что если мы все вдруг пойдем в банк и потребуем наши деньги, то мы ничего не получим — в банке денег уже нет.

Банки никогда не стали бы проводить эту операцию в объеме, нужном для работы современной экономики, не будь у них гарантий.

Первая — система страхования вкладов. Вторая — если банку не хватает денег в определенный момент, то ЦБ будет кредитором последней инстанции.

Государство предоставляет страховку, берет часть рисков на себя, но взамен вводит регулирование банковской деятельности. Это позволяет свести риски к минимуму и избежать ситуации, когда банкиры постоянно ввязываются в авантюры, получают сверхприбыли, а по счетам платят власти. Таков контракт.

Сегодня он не сработал — государство несет намного большие потери, чем ожидалось. Договор пора пересматривать.

— Как должно выглядеть новое соглашение?

— Думаю, одно из его условий — более жесткий надзор за банками в будущем. Но не сейчас: ужесточать регулирование в разгар кризиса — сумасшествие.

Возможно, нужны более надежные схемы страхования вкладов — нынешние не смогли сохранить доверие вкладчиков. Меняется и подход к предложению ликвидности.

Эти пункты договора должны быть пересмотрены коренным образом. И это не вопрос морали, это вопрос о роли государства в экономике.

Благодарим за организацию интервью Высшую школу экономики и партнера ЛШЭ в Москве — МИЭФ.

Ссылки по теме:

• О визите Говарда Дэвиса в ГУ-ВШЭ
• Семинар Говарда Дэвиса для студентов магистратуры МИЭФ ГУ-ВШЭ на тему «Будущее международного финансового регулирования»
• Репортаж о лекции Говарда Дэвиса «Экономический кризис и его последствия» на сайте opec.ru
• Радиостанция «Эхо Москвы», программа «Лукавая цифра», 25 ноября 2008 г. Научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин комментирует лекцию Говарда Дэвиса «Экономический кризис и его последствия» (аудиозапись передачи включает и саму лекцию Говарда Дэвиса)