Гражданское общество в России: мнение ученых

25 сентября прошли общественные слушания «Эмпирические исследования гражданского общества», организованные Общественной палатой РФ совместно с Высшей школой экономики.

Перед началом встречи секретарь палаты академик Евгений Велихов напомнил, что такого рода слушания носят уже традиционный характер и по результатам нынешних слушаний будет готовиться ежегодный доклад Общественной палаты «О состоянии гражданского общества в Российской Федерации». С самого начала Высшая школа экономики играла ведущую роль в подготовке доклада и проведении слушаний, которые, по сути, превратились в научные конференции по проблематике гражданского общества.

С докладом «Роль эмпирических исследований в выработке политики государства по отношению к НКО» на пленарном заседании слушаний выступил первый проректор ГУ-ВШЭ Лев Якобсон.

Доклад, сообщил он, базируется на данных мониторинга гражданского общества, который Высшая школа экономики проводит совместно с целым рядом социологических центров страны, начиная с 2006 года. На сегодня всем, кто интересуется состоянием и развитием гражданского общества в России, ясна необходимость оптимизации политики поддержки «третьего сектора» со стороны государства. Если характеризовать эту политику коротко, то сегодня она — «добросовестная, но пока еще не достаточно умелая, эффективная и адресная». «Когда я говорю о добросовестности, то говорю о некоем искреннем желании, проявляемом и политическим руководством, и довольно широким слоем чиновников к взаимодействию с «третьим сектором», — подчеркнул Л. Якобсон. — Но, в общем-то, они не умеют этого делать».

По сравнению с тем, что наблюдалось пять-десять лет назад, ситуация изменилась: тогда гражданское общество находились «на периферии бюрократического сознания». Сегодня и представители госорганов, и лидеры некоммерческих организаций хотят сотрудничать с «третьим сектором», и эту позицию разделяет большинство населения. Но при этом стороны «находятся в поиске путей реализации этого желания».

Наряду с некоторым несовпадением интересов есть еще и весьма существенные трудности коммуникационного характера. Органы власти уже осознали значимость гражданских структур и НКО. «Но каждая из сторон смотрит на возможности сотрудничества со своей колокольни, что довольно естественно». Так, например, представителей экономического блока Правительства России интересует, не мог бы «третий сектор» взять на себя часть ноши по решению социальных проблем… «Это уже нечто новое, это позитивный сдвиг, потому что такое еще несколько лет назад и в голову никому не приходило, — сказал первый проректор ГУ-ВШЭ. — Сейчас уже бытует такой подход: «Ну, хорошо бы…». А отсюда проистекает некоторое стремление поддержать благотворительность. Что касается депутатского корпуса, представителей Администрации Президента РФ, отвечающих за внутреннюю политику, то «им, конечно, интереснее всего политическая составляющая такого сотрудничества. Однако типичная организация гражданского общества не очень готова взять на себя заботы государства и не занимается при этом политикой, как таковой».

А каково мнение другой стороны? И кто, собственно, представляет сегодня это самое гражданское общество? «В его нынешнем состоянии — это голоса элиты общества, — сказал Л.Якобсон. — В данном контексте я бы сказал, что это голоса, раздающиеся сверху, голоса наиболее крупных и известных организаций, представителей элиты профессиональных сообществ: от имени врачей выступают академики медицины, от имени образовательного сообщества — наиболее известные учителя и педагоги. В их выступлениях много ценного и важного, но вместе с тем, как показывают проведенные в Вышке исследования, эти голоса далеко не репрезентативны для основной массы гражданских структур». Ведь элита не всегда хорошо знает заботы обычных рядовых организаций, которые в общем-то не доверяют элите. «Это плохо, но это так». И в такой ситуации особую роль в налаживании коммуникаций, в формировании обратных связей могут выполнять исследования. «Конечно, лучше было бы, если бы само гражданское общество генерировало некие запросы, оценки. Но сегодня приходится отчасти замещать такого рода диалог опросами, изучением, предоставлением данных». Это особенно важно потому, что для нормального взаимодействия со структурами гражданского общества государству надо понимать реалии его сегодняшнего развития. «И здесь не помогают нормативные построения, умозрительные рассуждения. Ибо и само гражданское общество находится сегодня в процессе становления».

Что надо делать сейчас? Что может быть наиболее полезно, а что может принести вред? Что готовы воспринять реально существующие структуры гражданского общества, а что, может быть, было бы и весьма полезно при ином состоянии гражданской самоорганизации? В ответах на все эти вопросы «абсолютно неоценима роль исследований», призванных уловить особенность ситуаций, поставить, говоря образно, диагноз. Далее Л. Якобсон привел некоторые данные, выявившиеся в результате репрезентативных опросов населения и опросов руководителей НКО, проведенных в рамках мониторинга состояния гражданского общества ГУ-ВШЭ. Примерно половина руководителей НКО считает, что «государство, в общем, проводит правильную политику, треть населения и руководителей НКО полагает, что эта политика неправильная». Сами по себе эти цифры мало что говорят, но если сравнить данные 2007 и 2009 годов, то видно, что изменилось отношение «скорее позитивно». Налицо то обстоятельство, что организации почувствовали больше активности со стороны государства в свой адрес, пусть они и относятся к такой активности по-разному.

Из чего же складывается общая оценка того, как государство относится к НКО? Понятно, что со стороны населения гораздо больше ответов в духе «не могу знать», но у руководителей НКО ответы «достаточно компетентные», и из них складывается противоречивая картина. Примерно равное количество ответов позитивного и негативного свойства, причем «часто и те, и другие ответы давали одни и те же люди». А как изменилось восприятие политики государства по отношению к НКО за два года? Эти цифры в основном изменились не очень сильно, но в двух случаях имеются заметные изменения. В 2007 году считали, что государство пытается установить контроль над НКО 16 процентов опрошенных представителей организаций, сегодня эта цифра составляет 24 процента. В 2007 году 15 процентов опрошенных полагали, что государство поощряет их развитие, а в 2009 году эта цифра составила 21 процент. «Мы видим: политика стала стала активнее, чувствительнее для организаций. Произошел некий сдвиг, для кого-то позитивный, для кого-то негативный, но в любом варианте — ощутимый».

Какова позиция большинства общественных объединений и других некоммерческих организаций по отношению к властям? «Наблюдается желание работать совместно с властями. Но работать на равных. И вместе с тем, при оценке нынешней ситуации количество именно так думающих людей вдвое меньше, чем число тех, кто хотел бы, чтобы так строились отношения. Это говорит о том, что они таким образом фактически строятся». С другой стороны, очень большое число организаций полагает, что в реальности «третий сектор» занимается своим делом, не вступая в лишние контакты, «поскольку этого не хотят». «Когда мы впервые столкнулись с этим обстоятельством, — заметил Л.Якобсон, — то удивились. Вроде бы логика тут такая: вас никто не трогает, работаете себе и работаете, автономия… В общем, хотят искать контактов, но не удовлетворены их нынешним состоянием». Согласно данным мониторинга, за последние два года политика государства стала более активной, увеличилось число тех лиц, кто «констатирует совместную работу, партнерство» и стало меньше тех, кто отмечает, что «третий сектор» занимается своим делом, «не вступая в контакты». Но одновременно стало заметно больше тех, кто считает, что организации, в общем-то, пытаются эксплуатировать власть в своих интересах».

Л. Якобсон особо привлек внимание к одному, по его словам, «важному и исключительно актуальному аспекту» политики государства в отношении НКО, касающемуся изменению законодательства о некоммерческом секторе. С 1996 по 2006 годы законодательство об НКО практически не менялось. В 2006 году были приняты известные поправки, затем они были пересмотрены, сейчас работает созданная Президентом РФ Рабочая группа по вопросам совершенствования законодательства Российской Федерации о некоммерческих организациях во главе с первым заместителем руководителя Администрации Президента РФ Владиславом Сурковым, которая поэтапно готовит новые поправки в законодательство. «Я хочу показать, — заметил первый проректор, — как в этом отношении могут быть полезны, а по существу, незаменимы эмпирические исследования». Эти исследования уже «сыграли некую роль». После утверждения поправок 2006 года появилось много разных «эмоциональных суждений и высказываний», а также одно лишенное эмоций, конкретное исследование, проводившееся под руководством президента национального проекта «Общественный договор» Александра Аузана при участии, в том числе, и экспертов ГУ-ВШЭ. Это исследование отвечало на вопросы: что значит, реализовать на практике эти поправки, какие дополнительные трудозатраты это потребует от самих организаций и какие дополнительные затраты требуются от регистрирующих органов для того, чтобы эти поправки заработали? «Выяснилась простая вещь: без большого увеличения предельной численности, устанавливаемой для регистрирующего органа, поправки работать все равно не могут. Они не работают, так ни разу и не удалось собрать полностью эти данные, тем более — их обработать». Это обстоятельство повлияло на принятие решения о пересмотре поправок. Но теперь, на новом этапе, по словам Л. Якобсона, встает вопрос: а какие изменения в законодательстве нужны, какие изменения сработают здесь и сейчас позитивно? «Я имел прямое отношение к выработке законодательства первой половины 1990-х годов, — сказал первый проректор ГУ-ВШЭ. — Те, кто тогда готовил федеральный закон об НКО, очень много спорили. Всем было понятно, что написанное весьма далеко от стандартов развитых стран. Но мы пошли на это сознательно, потому что пытались создать некую «теплицу». Сектор-то только-только зарождался, появлялись его хиленькие ростки, и если к ним предъявлять жесткие требования, то они никогда бы и не взошли. На протяжении всех последующих лет не раз предлагалось провести некое ужесточение требований по типу «перлов» академика Т. Лысенко: «Закалить, а уж тогда все вырастет, как следует!». Наши требования к НКО несопоставимо мягче, чем в развитых странах. Сейчас, когда началась давно назревшая работа по пересмотру законодательства, надо делать выбор, искать баланс. Но как его найти, как эшелонировать изменения? Без исследований на этот вопрос найти ответ нельзя».

Представителей НКО, указал в связи с этим Л. Якобсон, регулярно спрашивают об их основных проблемах. Конечно же, в ответах на первом месте элементарная нехватка средств. Но ощутимое препятствие связано и с несовершенством законодательства: 15 процентов опрошенных указывает на это как на одну из приоритетных проблем, хотя основные проблемы — экономические.

Какое воздействие на ситуацию оказал экономический кризис? «Кризис не сильно повлиял на взаимоотношение с властью, на кадровые проблемы, но экономическая ситуация НКО резко ухудшилась и вряд ли быстро поправится», — заметил первый проректор. В этих условиях НКО ожидают помощи, прежде всего, от власти, потому что опоры на частные средства пока недостаточно. «Такова реальность, она не похожа на ту, в которой живут организации в странах с более развитым, более близким к идеалу законодательством».

Чего же ожидают сами лидеры НКО от совершенствования законодательства? Выявляется, по словам первого проректора, «поразительная вещь». На первом месте стоит не экономическое улучшение, а повышение роли НКО в принятии решений. А уже далее идет экономика. «Больше всего НКО хотят участвовать, работать на равных с властью». Как же выстраивается с этих позиций подход к совершенствованию законодательства? «Выделю одну тему: баланс обязательств и льгот, о чем много сегодня спорят. Я думаю, хотя уверен не до конца, что исследователи «третьего сектора», собравшиеся в этом зале, понимают, что у нас сегодня никакого запрета на распределение прибыли в НКО не существует. Этот запрет провозглашен законодательно, но его нет, потому что в маленькой организации, быть может, создавший ее лидер сам себе и назначает зарплату. Но по меркам любой западной страны это называлось бы распределением прибыли и такая организация не именовалась бы некоммерческой, она просто не могла бы быть зарегистрированной в качестве НКО. А у нас такое может быть, тут нет никакого нарушения закона. Таково наше законодательство, мы осознанно сделали такой выбор, ибо организации и сейчас-то маленькие, а когда принимался закон, они были еще меньше.

Везде стандарты НКО предъявляют очень жесткие требования к корпоративному управлению, чего нет в нашем законодательстве. А именно: к разделению высшей инстанции работников (это люди, представляющие миссию организации, к этим лицам относится запрет на распределение прибыли, они не вправе ничего получать из организации, зато они принимают конечное решение, включая наем руководителя, назначение ему зарплаты, определение стратегии, оценку деятельности) и сотрудников организации».

Ключевой вопрос — это вопрос о налоговых льготах. При этом оппоненты в Минфине РФ говорят так: «Если сегодня ввести эти льготы, то завтра «Газпром» станет некоммерческой организацией! Ну, если не «Газпром», то уж точно весь мелкий бизнес перерегистрируется в качестве НКО. Так что нельзя предоставлять льготы».

В России типичная НКО сегодня — это маленькая, слабая организация. Но при этом есть и весьма крупные и сильные НКО. «Есть такой забавный феномен, дающий пока знать о себе штучно, единично: НКО, создаваемые на деньги крупного российского бизнеса, предпочитают регистрироваться на Западе. И не потому вовсе, что занимаются отмыванием денег, а потому, что для них Запад комфортнее, они хотят контролировать то, как тратятся их деньги. Российское законодательство им этого не позволяет делать». Отсюда — «причудливый вывод», вытекающий из эмпирических исследований: надо создавать в России своего рода двухуровневое законодательство. Должны быть разные законодательные ниши для больших и малых НКО. При этом не следует «загонять всех больших в одну нишу, а всех малых — в другую». Надо оставлять и право выбора. «Если вы созрели для более жестких условий, то можете добровольно выбрать одну нишу, где жестче требования к корпоративному управлению, к прозрачности, но зато это должно поощряться и налоговыми льготами. Не готовы — тогда оставайтесь в том положении, в котором пребываете. Технически это вполне осуществимо, есть разные варианты решений. Самый   правильный — это новая правовая форма». Есть и другие, обсуждаемые сейчас в Рабочей группе варианты. «Но речь о самом подходе. Если не смотреть на сегодняшние реалии, то двухуровневый подход нелеп и неестественен. Если смотреть, опираясь на эмпирические исследования, то этот подход практически безальтернативен», — резюмировал первый проректор ГУ-ВШЭ.

Затем слово было предоставлено председателю комиссии Общественной палаты РФ по вопросам развития гражданского общества Марии Слободской. Выпуск ежегодного доклада Общественной палаты о состоянии гражданского общества, сказала, в частности, она, ознаменовал собой начало нового важного этапа и стимулировал исследовательскую деятельность в сфере институтов такого общества. Вторым важным моментом является тот факт, что в настоящее время значительное большее, чем ранее, количество НКО понимают необходимость проведения исследований, и их представители отвечают на вопросы, задаваемые в ходе опросов. «Это существенное изменение, произошедшее за последние годы, — сказала докладчица, — но я не вижу, чтобы общественные организации пользовались этими исследованиями в прикладном смысле». Надо подумать над тем, почему исследовательский материал не применяется на практике. Ведь исследования — это не только научная деятельность, их появление должно и что-то менять в некоммерческом секторе.

Сами НКО, законодательство, регламентирующее их деятельность, исследуются уже достаточно хорошо. Однако НКО — это, по словам М. Слободской, «только форма общественной активности». Но помимо некоммерческих организаций есть много других форм подобной активности. «Мне представляется, что мы еще плохо изучаем эти другие, в том числе, не структурированные, формы. И мы плохо исследуем саму деятельность НКО, не сами организации, но именно их фактическую деятельность», — заметила М. Слободская.

Также она рассказала о конкурсе на получение бюджетных средств, проведенном в текущем году Общественной палатой среди НКО, участвующих в развитии институтов гражданского общества. В ходе конкурса было подано 1088 заявок в адрес оператора — Института проблем гражданского общества, то есть фактически заявки поступили от такого же количества организаций. И как же отреагировали эти организации на объявление приоритетов в их деятельности — приоритетов, сформулированных Общественной палатой в соответствии с распоряжением Президента РФ? «К моему великому сожалению, — сказала М. Слободская, — лишь только 10 процентов организаций отреагировало в той или иной мере на слово «кризис». А все остальные хотят заниматься тем, чем они из века в век занимались — плясать, петь… Это говорит о том, что многие общественные организации находятся вне контекста существующих проблем и не готовы участвовать в разрешении этих проблем, но хотят что-то делать. А это хотение почему-то должно оплачиваться за счет средств федерального бюджета».

По мнению М. Слободской, пришло время говорить об актуальности в деятельности общественного сектора. Ведь многие общественные организации утратили связь с обществом, превратились в некие исследовательские центры, в организации неких локальных программ. И, по данным исследования, проведенного Агентством социальной информации, в этом и кроются причины низкого уровня доверия населения к НКО. Что же представляет собой общественный сектор на текущий момент, для чего он нужен? «Вот главный предмет наших исследований. А потом — если этот сектор выполняет свою миссию — надо думать о том, как улучшить условия его деятельности», — отметила докладчица.

С сообщением «Систематизация исследовательского поля гражданского общества» выступил руководитель отдела социологических исследований Института общественного проектирования Михаил Тарусин. В настоящий момент заканчивается третий конкурс на предоставление грантов. Все говорит о том, что такие конкурсы становятся системным с организационной точки зрения явлением. Вместе с тем, совершенно очевидно, что конкурс нуждается «в систематизации и его научной, содержательной составляющей», поскольку накоплен уже достаточно большой массив информации, который «сегодня, за малым исключением, не востребован» — и не потому, что организации гражданского общества не хотят им пользоваться, а потому, что они «просто не знают, как им пользоваться». Из этого вытекают три основные причины, диктующие необходимость систематизации. Во-первых, само научное знание требует некоей методологии — накопленная информация должна быть каким-то образом систематизирована, ибо только в этом случае она может быть доступна для изучения. Во-вторых, исследования проблем современного российского общества, которые, например, Институт общественного проектирования проводит в рамках конкурсов и грантов уже в третий раз, очень интересны с научной точки зрения, поскольку это фактически фундаментальные исследования теории развития современного российского общества. В этих исследованиях есть очень много достойных тем, которые сегодня «незаслуженно обделены вниманием» научного сообщества, и общественности. Необходимо, чтобы эти исследования были предъявлены широкому сообществу в виде информационной системной составляющей. В-третьих, очень многие из проведенных за два года исследований нацелены на практическое использование их результатов в решении конкретных проблем гражданского общества. А ведь результаты исследований начинают сегодня оформляться в виде научно-практических рекомендаций — как решить ту или иную реальную гражданскую проблему. Завершая выступление, М. Тарусин внес предложение провести до конца 2009 года семинар «Систематизация исследовательского поля гражданского общества».

Подводя итоги пленарного заседания, Е. Велихов сказал, необходимо понять, что собой представляют нынешние НКО. Что это — новая форма бюрократии в дополнение к уже существующей государственной бюрократии? Или это что-то другое, «нечто похожее на форму свободного предпринимательства»? «Мысль насчет «второй бюрократии» не нова, я сам почерпнул ее из журнала «Городское дело» издания 1905 года», — заметил секретарь Общественной палаты. Конечно же, есть и по иному организованные формы гражданской деятельности, но «они, прежде всего, должны быть именно там, где их требует Конституция — на муниципальном, поселковом уровне». Но насколько эти формы развиты там? «Со стороны дело представляется таким образом: чтобы гражданин перекрестился, нужно, чтобы грянул гром. Вот когда гром грянет, то такие формы в виде сходов, выходов на магистрали возникают. А нет грома — нет и таких форм, они не возникают сами по себе…».

Если говорить о взаимодействии власти с гражданским обществом, продолжил Е. Велихов, то нельзя не отметить появления на местном уровне еще одного феномена: там весьма развиты сообщества с «большой криминальной составляющей», в которые входят прокурор, представитель МВД, местный мэр. Эти люди «создают некую ячейку», и они «покрывают все общество». Если это элементы гражданского общества, задался вопросом Е. Велихов, то почему их тогда не изучают? Во всяком случае, в докладе Общественной палаты этот вопрос — а он весьма серьезен — не отражен. Как и вопрос взаимодействия с властью на местном уровне. В качестве иллюстрации Е. Велихов привел пример из собственных наблюдений. «Я наблюдаю за одним поселком, получившим самоуправление во времена царя Ивана IV, а потерял это самоуправление окончательно лет пять назад последними указами о нашем местном самоуправлении…». Взаимодействие власти и гражданского общества на местном уровне должно тоже внимательно изучаться, ибо от этого зависит очень многое…

Затем работа слушаний продолжилась по секциям. В секции «Гражданское общество и третий сектор России: состояние и перспективы» ведущим выступал Л. Якобсон. На секции речь шла, в частности, о взаимоотношениях человека и общества в России в условиях радикальных социально-экономических перемен.

Ростислав Капелюшников

С докладом «Трансформация человеческого капитала в российском обществе» выступил заместитель директора Центра трудовых исследований ГУ-ВШЭ Ростислав Капелюшников. Известно, что в пореформенный период, сказал, в частности, он, человеческий капитал в России прошел через масштабные, сложные и неоднозначные трансформации. Что в свою очередь выдвинуло ряд важных и сложных вопросов. Адекватен ли человеческий капитал, накопленный российской экономикой, задаче ее переориентации на инновационный тип развития? Соответствуют ли ее количественные и качественные характеристики модели экономики, основанной на знаниях? Какова вероятная траектория ее дальнейшей эволюции? В значительно мере эти вопросы до сих пор остаются открытыми, что во многом связано с отсутствием необходимых эмпирических данных. В докладе сделана попытка восполнить этот пробел и нарисовать общий контур того, что сегодня представляет собой человеческий капитал в России. Цель — создание системы мониторинга, которая позволяла бы анализировать количественные и качественные изменения в характеристиках человеческого капитала. Например, измерение неравенства распределения человеческого капитала по социально-демографическим группам, оценка его эффективности, анализ ключевых механизмов, обеспечивающих приращение человеческого капитала. В качестве базы данных при подготовке доклада был использован российский мониторинг экономического положения и здоровья населения.

«Человеческий капитал — это запас знаний, навыков и мотиваций, имеющихся у каждого человека, который может использовать их либо в производственных, либо в потребительских целях, — сказал Р. Капелюшников. — Это капитал человеческий, поскольку воплощен в личности человека, а капитал потому, что является источником либо будущих доходов, либо будущих удовлетворений, либо того и другого вместе». В широком смысле под инвестициями в человеческий капитал понимаются «затраты на образование, производственную подготовку, охрану здоровья, на рождение и воспитание детей. А в более узком смысле — это вложения в образование и подготовку на рабочих местах, потому что именно эти виды деятельности являются специализированными по формированию знаний и навыков». Различают общечеловеческий капитал, который повышает производительность и доходы человека безотносительно к тому, где он занят, и специфический человеческий капитал, имеющий полезность только на том месте, где эти знания и навыки приобретены. Понятно, что система формального образования производит преимущественно общечеловеческий капитал, тогда как подготовка на рабочих местах производит преимущественно специфический человеческий капитал.

Современная экономическая теория, продолжал Р. Капелюшников, пришла к выводу, что, в конечном счете, процветание общества и экономический рост зависят от двух вещей: от того, «что есть в головах людей, то есть, человеческого капитала, и от того, как люди взаимодействуют друг с другом, то есть, от качества института». Таким образом, человеческий капитал по современным представлениям является «главным внутренним мотором экономического роста». Но так ли это в действительности и в какой мере это определение применимо к российским условиям? «Этот вопрос, — сказал докладчик, — остается открытым».

Что касается «лет образования, накопленных среднестатистическим российским работником — а этот показатель считается общепринятым с точки зрения измерения общего человеческого капитала, — то сейчас этот показатель составляет примерно 13 лет и это на год больше, чем было в 1990-е. То есть, произошел достаточно резкий рост среднего числа накопленных лет образования.

«Россия представляет собой совершенно уникальный, беспрецедентный случай потому, что имея достаточно низкий уровень ВВП на душу населения, Россия имеет средний показатель числа лет образования больше не только, чем в странах БРИК, странах с переходной экономикой, но и больше, чем в большинстве развитых государств». При этом с 1995 по 2008 годы доля людей с высшим образованием выросла в России на четверть, на целых 5 процентных пунктов. А что касается доли людей, имеющих третичное образование, то есть, высшее или среднее специальное образование, «то в этом отношении Россия представляет собой нечто невообразимое, являясь абсолютным рекордсменом, опережая по данному показателю все страны мира вообще!». И «возникает парадокс, центральное противоречие: как при столь — по формальным характеристикам — больших объемах человеческого капитала можно иметь столь низкий уровень производительности труда, о чем и говорит ВВП на душу населения?!»

В докладе выделена определенная группа навыков и знаний, охарактеризованных, как «инновационные», к которым относится умение работать на компьютере, в Интернете, знание иностранных языков. За последние годы в России здесь «произошел прорыв». Доля лиц, работающих на компьютере, выросла на 20 процентных пунктов, а среди молодежи компьютерная грамотность стала практически всеобщей. Соответственно, доля умеющих работать в Интернете выросла за последние шесть лет в три раза! При этом у людей, умеющих работать на компьютере, заработки в среднем на треть, а у работающих в Интернете — на сорок процентов больше, чем у тех, кто не умеют этого делать. А вот что касается доли лиц, владеющих иностранными языками, то примерно пятя часть людей говорит, что владеет иностранным языком, однако, свободно иностранными языками владеет меньше, чем 1,5 процента! «Я хочу сказать, что это абсолютно провальный показатель и с таким показателем надеяться построить экономику, основанную на знаниях, — абсолютная утопия. Если эта провальная ситуация не будет исправлена, то возможности России вписаться в международное разделение труда в условиях глобализирующегося мира, так и останутся весьма ограниченными», — подчеркнул Р. Капелюшников.

По поводу качественных показателей в докладе отмечено, что многие люди в России работают не по той специальности, которую они приобретали в соответствующем учебном заведении. Сейчас в России примерно половина работников трудится не по специальности, по которой они обучались. Если говорить о вузах, то это каждый третий выпускник.

Но все же человеческий капитал в российских условиях дает высокую отдачу. Люди с высшим образованием зарабатывают вдвое больше, чем люди с неполным средним образованием, и процентов на сорок больше, чем лица с полным средним образованием, «причем женщины выигрывают больше, чем мужчины». Пик заработка в России достигается примерно в 35 лет. «Это, — считает Р. Капелюшников, — является совершенно уникальной ситуацией, потому что в большинстве стран мира пик заработка достигается в 50–55 лет, то есть к тому моменту, когда человек накопил большой опыт трудовой деятельности», Но получается, что в России опыт дает какую-то отдачу только примерно в течение первых 10–15 лет трудовой деятельности, а потом он дает нулевую отдачу! Следует отметить, сказал Р. Капелюшников, что нормы отдачи на человеческий капитал резко выросли по сравнению с дореформенным периодом. Это означает, что спрос на знания и навыки, которые дает система образования в пореформенный период вырос, равно как и спрос на образованную рабочую силу. В то же самое время в России практически нулевая отдача на специфический человеческий капитал! Образовательные планы молодежи показывают, что к середине ХХI века российская рабочая сила на 90 процентов будет состоять из работников с третичным образованием и примерно на 60–65 процентов из обладателей дипломов вузов.

Каковы же выводы? «При сохранении существующих тенденций разрыв между ускоренным накоплением человеческого капитала и его неэффективным использованием, между высокими количественными и низкими качественными характеристиками в образовании будет увеличиваться. А это может привести к размыванию тех преимуществ, которые пока дает накопление человеческого капитала и в результате вместо высокопродуктивной экономики знаний в России может сформироваться экономика невостребованных знаний или даже псевдознаний. Чтобы избежать этого, необходимо перенастроить искаженную систему стимулов как в области образования, так и на рынке труда», — резюмировал Р. Капелюшников.

«ФОМ. Социальные инноваторы (Люди ХХI): устойчивость на фоне волатильности внешней среды» — с таким докладом вступил ведущий специалист Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), заместитель заведующего кафедрой анализа социальных институтов ГУ-ВШЭ Роман Абрамов. Этот доклад подготовлен по материалам исследования, проводимого с 2006 года, а сам интерес к теме особо возрос в последние два года. В качестве метода исследования использовались, в частности, опросы, включая опрос-георейтинг с участием 34 тысяч респондентов, а также данные интернет-мониторинга.

Кто же это такие — социальные инноваторы? Распространение инновационных потребительских практик, заметил Роман Абрамов, радикальным образом изменило российскую действительность в течение последних 15 лет. «Все, кто выбрал любые из этих практик, автоматически относятся к группе социальных инноваторов». Сейчас в Москве представляется совсем обыденным делом, например, пользование мобильным телефоном. Но если говорить о всей России, всем населениие в целом, то распространение этой практики далеко от стопроцентного. Проведенные опросы показали, что «люди ХХI» —социальные инноваторы составляют порядка 15 процентов населения страны. Преимущественно это городские жители, большой процент тех, кто живет в Москве и Санкт-Петербурге, это люди молодого возраста и около половины «людей ХХI» имеют доход выше семи тысяч рублей на члена семьи. Это профессионалы, предприниматели и специалисты высокой квалификации, опытные пользователи компьютерами, большинство из них и составляют российскую интернет-аудиторию. Их потребительские предпочтения ориентированы на так называемые современные типы потребительского поведения. Они пользуются в основном современными магазинами и торговыми центрами, а не вещевыми рынками, и серьезно отличаются от всего населения в целом по включенности в культурную практику. Причем, далеко не всегда эти культурные практики требуют от людей более высокого дохода или более высокого образовательного капитала.

Инноваторов ХХI века отличает стремление к новому опыту, ориентация на рациональные активные действия, они наиболее мобильны с точки зрения трудовой мобильности, чаще предрасположены менять место работы, склонны к освоению новых профессий и приобретению новых специальностей. Эти люди выступают за развитие малого и среднего бизнеса, в поддержку науки и научно-технического прогресса. «Их мнение о необходимости развития гражданского общества и местного самоуправления практически совпадает с мнением всего населения России», — указал Р. Абрамов. Но свою социальную активность представители этой типологической группы предпочитают реализовывать не в политической или гражданской сфере, а в сфере приватной жизни — дружеский круг – профессия – карьера – образование. Эти люди позитивно оценивают внедрение инноваций, обладают склонностью к их восприятию, они подошли более готовыми к кризису. Но для этих лиц большой психологической проблемой является «волатильность внешней среды», то есть неопределенность будущего, неясность того, как будет изменяться это будущее. У людей ХХI есть ориентация на непрерывное самообразование, они составляют потенциальную аудиторию для рынка образовательных услуг, это те, кто будут возвращаться на этот рынок и даже готовы тратить собственные деньги для получения дополнительного образования.

Если же говорить в целом, то «людей ХХI» можно описывать через совокупность социальных, экономических и поведенческих качеств. Таких, как потребительское лидерство, социальная активность (проявляющаяся не в формальной сфере НКО или политической мобилизации гражданского общества, а скорее в сфере досуга, установлении социальных связей) и культурное лидерство, тесно связанное с образовательными и потребительскими свойствами этой группы. «Если же у этой группы проснется политическое сознание и она перестанет быть классом на бумаге, а станет классом во плоти, то эта группа будет в состоянии осуществлять довольно серьезную гражданскую и коллективную мобилизацию», — сказал в заключение своего выступления Р. Абрамов.

Ирина Мерсиянова

Директор Центра исследований гражданского общества и некоммерческого центра ГУ-ВШЭ (ГРАНС-центр) Ирина Мерсиянова представила доклад «Некоммерческий сектор в России: основные характеристики и возможности международных сравнений». Свое выступление она начала с вопроса: о чем все-таки идет речь, когда характеризуется некоммерческий сектор России? В текущем году появились обстоятельства, диктующие необходимость обратиться к статистическим характеристикам этого сектора. По данным Росстата России на 1 января 2009 года зарегистрирована 731 тысяча некоммерческих организаций. При этом на учреждения приходится 41 процент. Традиционно считается, напомнила И. Мерсиянова, что учреждения автоматически исключаются из статистической характеристики некоммерческого сектора как института гражданского общества, потому что в основном речь в данном случае идет о государственных и муниципальных учреждениях, не относящихся к гражданскому обществу. Но в последний год у Росстата появилась возможность выделять учреждения, создаваемые физическими и юридическими лицами так называемого негосударственного происхождения, что открывает возможность другого отношения к оценке численности негосударственных некоммерческих организаций. Минимальная граница их реальной численности — это 429 тысяч НКО (данные Росстата). Но следом возникает вопрос о численности реально действующих НКО в нашей стране. «Мы провели оценку этой численности, базируясь на различных источниках — Федеральной налоговой службы, Министерства юстиции, Росстата, Росрегистрации, всероссийских исследований НКО, в том числе, на региональном уровне. По нашим оценкам, доля реально действующих некоммерческих организаций в России составляет всего 163 тысячи организаций. Что касается характеристик занятости и добровольческих ресурсов, мы пока тоже опираемся в основном только на данные своих исследований. Несмотря на появление у Росстата формы, которая как бы делает заявку на то, чтобы получать информацию о добровольческих ресурсах конкретных некоммерческих организаций, пока эта форма не срабатывает», — сообщила И. Мерсиянова. Соответственно, возникает вопрос о достоверности оценки вклада некоммерческого сектора в ВВП, цифры в стране различны. Обсуждается в этом поле и не для всех очевидный знак неравенства между некоммерческим сектором как сектором экономики и некоммерческим сектором как институтом гражданского общества. Понятно, что часть организаций выпадает из сектора как института гражданского общества, но опять возникает в таком случае вопрос о реальных масштабах некоммерческого сектора в целом.

«Если использовать международную классификацию основных направлений деятельности НКО, (я буду, говорить в терминах международного проекта сравнительных исследований некоммерческого сектора, который ГУ-ВШЭ осуществляет совместно с университетом им. Дж. Хопкинса), — сказала И. Мерсиянова, — то видно, что российские НКО в основном работают в сфере социальных услуг (где действует 22 процента НКО), культуры, правозащитной и иной общественной деятельности. За каждой из этих цифр я вижу реальные портреты НКО, потому что данная классификация не является результатом самоидентификации НКО с той или иной группой, это результат применения специальных исследовательских процедур».

И. Мериянова привлекла внимание к такой группе, как развитие жилищной сферы, куда включены и дачные товарищества, и товарищества собственников жилья (ТСЖ) и структуры территориального общественного самоуправления (ТОС). Российские НКО, если говорить об их территориальной сфере деятельности, — в основном местные, проявляющие активность на локальной территории, внося вклад в решение вопросов местного значения. Но этот вклад в развитие конкретных муниципальных образований достоверно не оценивается. На местные организации приходится половина всех российских НКО (50 процентов) и еще 32 процента действуют на региональных уровнях. Остальные НКО — их не так много — выходят за эти границы.

К основным трудностям функционирования НКО относятся обострение проблемы, связанной с недостатком средств, нехватка помещений и отсутствие поддержки со стороны спонсоров и бизнес-структур. Доля тех НКО, которые не испытывают проблем, осталась неизменной и составляет по исследованию 2007 года и ныне проведенному исследованию 6 процентов. На 5 процентных пунктов снизилась доля представителей НКО, считающих, что в их организациях хватает средств на все запланированное, но на столько же процентных пунктов увеличилось доля тех, кто полагает, что нехватка средств уже грозит закрытием организации.

За пошедшие два года исследований НКО наблюдается определенное снижение доли некоммерческих организаций, которые не взаимодействуют с органами местного самоуправления (с 23 до 18 процентов) или органами государственной власти на региональном (с 43 до 37 процентов) и федеральном (с 68 до 65 процентов) уровнях. По данным опросов ГУ-ВШЭ, продолжает наблюдаться разрыв между теми формами и практиками этого взаимодействия между НКО и органами власти, которые имеют место в настоящий момент, и теми, которые сами НКО считают наиболее отвечающими их интересам. 44 процента НКО полагают, что муниципальные гранты на нынешнем этапе наиболее отвечают их интересам. В то же время только 13 процентов НКО получают на муниципальном уровне эти гранты. Что касается помещений для НКО, то 22 процента организаций получают помещения от некоммерческих структур (имеются в виду и льготные условия).

На каком уровне организационного развития находятся сейчас НКО? 82 процента руководителей некоммерческих организаций заявляют, что в их НКО имеется четко сформулированная миссия. Порядка 75 процентов руководителей НКО говорят, что их миссии изложены в уставных документах их организаций. Эти данные является не столько индикаторами организационного развития НКО, сколько индикаторами недостаточно высокой квалификации руководителей НКО.

Происходит определенное увеличение доли руководителей НКО, отмечающих некоторое обострение проблемы нехватки материальных средств на деятельность некоммерческих организаций, но, тем не менее, по сравнению с 2007 годом увеличилась доля руководителей НКО, декларирующих, что они занимаются реализацией миссий, тратя на это больше времени, чем на то, чтобы работала их организация.

Более 80 процентов руководителей заверяют, что располагают стратегией деятельности их организаций, при этом у 66 процентов эта стратегия оформлена документально. «Мы полагаем, что, скорее всего, то, что руководители НКО понимают под миссией и стратегией, находится в некотором отдалении от того, чему их учили бы на курсах менеджмента НКО», — заметила по этому поводу И. Мериянова.

Таким образом, сектор НКО неоднороден, информации пока о нем крайне недостаточно — не только для внутренней диагностики состояния, но и для международных сравнений. Однако ГРАНС-центр реализует в России проект сравнительных исследований некоммерческого сектора по методологии университета им. Дж. Хопкинса. «В результате, — сказала И. Мериянова, — мы уже к ноябрю получим данные, характеризующие вклад сектора в экономику страны, вклад сектора в занятость, выявление доминирующей сферы деятельности, доминирующего источника доходов сектора и так далее».

В ходе слушаний в Общественной палате РФ работали и такие секции, как «Человеческий капитал, ценности и социальная активность населения — основа формирования гражданского общества в России», «Некоммерческие организации: опыт и практика», «Межсекторное взаимодействие НКО, власть и бизнес». На этих секциях с докладами и сообщениями выступили многие видные ученые-обществоведы, занимающиеся проблемами развития гражданского общества в Российской Федерации. Исследования ГРАНС-центра на них были представлены двумя докладами: «Самоорганизация в Интернете и ее роль в поддержании качества жизни населения в условиях кризиса» (И. Солодова) и «Фонды местных сообществ в России: этап институционального развития» (И. Мерсиянова, И. Солодова).

Следует особо отметить тот факт, что Высшая школа экономики предоставила возможность принять участие в слушаниях региональным исследователям, получившим компенсацию командировочных расходов. Такая возможность появилась, благодаря программе содействия формированию профессионального сообщества исследователей гражданского общества, которую второй год ведет ГРАНС-Центр ГУ-ВШЭ. В задачи этой программы входит формирование информационной базы исследователей, занимающихся проблематикой гражданского общества; разработка и применение эффективных механизмов оперативного распространения и обмена информацией среди членов сообщества; формирование площадки для представления и коммуникации исследователей по различным направлениям изучения гражданского общества; обеспечение материальной поддержки исследователей для предоставления равного доступа к участию в социальных сетях исследователей гражданского общества, а также к информационным ресурсам.

Помощник секретаря Общественной палаты РФ Антон Лопухин проинформировал участников слушаний о структуре готовящегося доклада о состоянии гражданского общества в России. Это будет, напомнил он, уже четвертый такого рода доклад. В этом году в документе будут обязательно опубликованы результаты исследований по мониторингу гражданского общества, проводимому ГУ-ВШЭ. В этих исследованиях содержится много нового и интересного. Будет расширена оценка влияния общественных институтов на развитие общества. Впервые будет опубликовано исследование, касающееся влияния советов разных уровней и общественных палат. Причем речь идет не только об анализе численного их состава, но и об анализе их деятельности с тем, чтобы посмотреть, «имеются ли сквозные вопросы, обсуждаемые всеми палатами».

В доклад будет включена работа Института системного анализа АН РФ о построении гражданского общества в регионах — работа, которая проводится совместно с другими академическими институтами и основывается не на одном каком-то показателе, а но интеграции довольно большого количества разных показателей. В докладе будет раздел, кающийся реагирования НКО и в целом «третьего сектора» на кризис — с акцентом на то, какие системные изменения произошли и какие происходят в этом секторе. «Не всегда, кстати, эти изменения носят негативный характер, — отметил Антон Лопухин, — во многих случаях — даже и позитивный».

Николай Вуколов, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ
Фото Ивана Морякова