Нашу идентичность конструируют те, кому мы доверяем

Как человек осознает свою принадлежность к какой-либо группе (общностям) и кто конструирует идентичность этих групп? Этому была посвящена открытая лекция младшего научного сотрудника факультета социальных наук НИУ ВШЭ Ольги Зевелевой. Лекция прошла в Сахаровском центре в рамках проекта «Университет, открытый городу».

 

Ответы на поставленные вопросы Ольга Зевелева искала эмпирическими методами, изучая на протяжении двух лет российских немцев, репатриированных в Германию из стран бывшего СССР. Термин «российские немцы» (в бытовом русском языке: «русские немцы») относится к группе этнических немцев, чьи предки эмигрировали в Российскую империю в XVIII веке. С 1950-х годов, по законам Западной Германии, такие люди могли вернуться на историческую родину, получив немецкое гражданство. (Законы о репатриации распространялись не только на российских немцев, проживающих на территории бывшего СССР, но и на граждан Восточной Германии, которые, при желании, могли попробовать переехать и получить гражданство Западной Германии). Выехать в то время из СССР было не так просто и только в конце 80-х годов, при некотором изменении советского законодательства, российские немцы начали массово покидать Советский Союз. В период с 1990 по 1999 годы примерно 2 миллиона российских немцев эмигрировали в Германию из бывших советских республик. В настоящее время в Германии живут более 3 миллионов российских немцев.

«Оказавшись однажды на российско-немецком празднике, который проходил под Берлином, я с удивлением обнаружила большое количество русскоговорящих людей, прекрасно знающих друг друга, — вспоминает Ольга Зевелева. — Тогда я решила спросить одного из них, откуда он родом и откуда знает людей на празднике? Но мой, казалось бы, простой вопрос поставил человека в тупик. Я так и не смогла понять, как этот человек соотносит себя с людьми, окружающими его, и в целом с Германией. Позже я поняла, что это был российский немец. Тогда я решила подробнее изучить идентификацию этих людей. И для этого почти весь 2014 год провела в сообществах российских немцев в Германии, в районах, где они живут, и в лагерях для переселенцев».

Нарративная идентичность российских немцев

Нарративная идентичность — личная идентичность человека, вырабатываемая им при рассказывании о своей жизни. Изучить нарративную идентичность можно с помощью биографического метода и исследования личных устных и письменных рассказов о жизни представителей определенных социальных групп. Значительный вклад в разработку биографического метода внесла немецкий социолог Габриель Розенталь. Ее методика имеет рад преимуществ: во-первых,презентация всей жизни позволяет рассказчикам разговориться. Они, как правило, вспоминают о большем количестве событий и в более полной мере восстанавливают переживания с тогдашней точки зрения. Во-вторых, знание всей биографии рассказчика расширяет спектр возможных выводов.

Как рассказала Ольга Зевелева, интервьюирование респондентов по методике Розенталь состояло из двух блоков. В первом блоке человек говорил о своей жизни и рассказывал историю семьи столько времени, сколько считал нужным (от 15 минут до нескольких часов). Во втором блоке респонденту задавались на основе его биографии уточняющие вопросы, по возможности, в хронологическом порядке.

Важным условием присвоения человеку статуса переселенца является наличие негативных последствий, которые заявителю пришлось испытать по причине его немецкой национальности. Для заявителей из стран бывшего СССР наличие таких последствий предполагается по умолчанию

Как заметила Ольга, большинство респондентов в первом блоке презентовали одну и туже историю. Она звучала примерно следующим образом: «Наших предков пригласила в Российскую империю, в Поволжье, Екатерина II. В Поволжье мы жили до депортации при Сталине. Из-за его опасений, что мы связаны с фашистами, нас депортировали в Сибирь (либо в Среднюю Азию), где наши предки работали в трудовой армии. После окончания войны в СССР наша семья продолжала подвергаться дискриминации. В конце 80-х и в начале 90-х годов в республиках поднялись националистские настроения и движения. И мы не чувствовали себя в безопасности. Поэтому, как только появилась возможность, мы уехали в Германию, на свою историческую родину, по приглашению Гельмута Коля».

Однако во второй части интервью, при уточняющих вопросах, многие респонденты частично либо полностью опровергали рассказанную ранее историю. В качестве примера сложившегося парадокса Ольга Зевелева рассказала биографию Виктора, с которым познакомилась в интеграционном доме для российских немцев в Гамбурге.

Виктор, как и большинство респондентов, позиционировал себя как человек, знающий историю своей семьи очень хорошо. Однако при уточняющих вопросах признался, что почти не разговаривал со своими родственниками о делах давно минувших дней. Историю о Екатерине II и депортации он услышал в интеграционном доме для российских немцев. Мама Виктора во время интервью также повторила «официальную» биографию российских немцев и только после четырех часов беседы призналась, что все было иначе: прабабушка Виктора вышла замуж за немецкого военнослужащего и семья уехала сначала в Польшу, а затем в Германию, где родилась бабушка Виктора. После окончания Второй мировой войны американские военнослужащие депортировали семью обратно в Советский Союз, в Казахстан, где семья жила сколько-то лет под комендатурой. Мама Виктора — дочь родившейся в Германии женщины — вернулась на историческую родину в 1993 году.

В этой биографии, по мнению Ольги Зевелевой, удивительно даже не то, что истинная история семьи систематически замалчивалась, но то, как мама Виктора скрывала правду от немецких властей, опасаясь, что факт проживания в фашистской Германии может дискредитировать ее семью в глазах немецкий властей. Следует также напомнить, что важным условием присвоения человеку статуса переселенца (и последующих немецких льгот) является наличие негативных последствий, которые заявителю пришлось испытать в своей жизни по причине его немецкой национальности. Для заявителей из стран бывшего СССР наличие таких последствий предполагается по умолчанию. Заявители из других стран, а также с 2007 года и заявители из стран Балтии должны доказывать наличие таких негативных последствий после 31 декабря 1992 года.

«Кейс этой семьи важен для понимания того, как в Германии среди репатриантов функционируют устоявшиеся нарративы, как информация передается из поколения в поколение и как люди воспринимают себя в новом обществе. И семейная история — ключевой момент в идентификации российских немцев в современной Германии», — убеждена Ольга Зевелева.

Место «сборки» конструкта

Чтобы получить право вернуться на родину, российские немцы должны были доказать свою немецкость. Сделать это можно было несколькими способами. Во-первых, продемонстрировать советский паспорт, где в графе национальность стояло «немец». Во-вторых, поднять архивные документы, которые доказывают, что родственники жили на территории бывшего СССР, служили в трудовой армии, находились под комендатурой. А получив заветное приглашение на переселение, все без исключения российские немцы проходили через переселенческие лагеря, в которых немецкое правительство решало дальнейшую судьбу каждого человека. Сегодня для репатриантов функционирует единственный лагерь «Фридланд», расположенный на южной окраине федеральной земли Нижняя Саксония в Германии. Ольга Зевелева пригласила слушателей вместе с ней совершить виртуальную экскурсию по лагерю и рассмотреть это место в качестве одной из локальностей, формирующих сегодня устойчивые нарративы российских немцев.

Наши временные принадлежности к разным категориям в обществе часто определяются теми, у кого есть символическая власть над нами — это может быть государство, активисты или просто люди, которым мы доверяем и от которых мы в какой-то степени зависим

Лагерь «Фридлан» это не место заключения, а переход в новую счастливую жизнь. Дома для беженцев в нем не стоят особняком, а интегрированы в местность (деревню). На территории лагеря функционирует музей, его экспозиция рассказывает о немецких военнопленных, которые на протяжении 50-х годов переселялись в Германию. Не трудно заметить любопытную параллель, которую немецкое правительство проводит между военнопленными и современными переселенцами. На территории лагеря расположен также памятник военнопленным. Тема движения потока из несвободного Востока на свободу, на Запад, так или иначе присутствует во всех документах, источниках, описывающих историю лагеря. Дискурс о репрессированных, угнетенных народах переносится и на сегодняшний день и именно в таких терминах описываются беженцы, которые из развивающегося мира пытаются попасть в Германию — в самую свободную страну. И при этом подчеркивается особый исторический статус Германии как страны свободы именно для этнических немцев, то есть для немецких военнопленных Второй мировой войны и для российских немцев.

В залах ожидания, в которых вершится судьба мигрантов, распространяются журналы для российских немцев. Практически все статьи в этих изданиях повествуют об успешной адаптации и интеграции переселенцев в современное немецкое общество, о роли немецких институтов в этом процессе, а также семейные истории (начиная с приглашения Екатерины II) российских немцев.

Подводя итоги, Ольга Зевелева отметила, что доминирующая история биографии российских немцев формируется немецким государством с помощью системы фильтров и один из этих фильтров, безусловно, переселенческий лагерь. К другим фильтрам, финансируемым немецким государством, можно отнести различные фестивали, праздники, интеграционные дома и так далее. Люди, прошедшие через эти фильтры, мыслят терминами, которые предлагает им немецкое государство. «Однако необязательно проходить через лагерь или быть российским немцем, чтобы участвовать в процессе воспроизводства и конструирования коллективной идентичности. Можно узнавать о том, кто мы, через другие институты, например школу, семью, армию и так далее. Эти институты влияют на то, как мы видим свое прошлое и как мы соотносим себя с другими группами людей в обществе. В моменты бурных изменений, например, в моменты миграций целой группы, эти процессы ускоряются. Так или иначе, наши временные принадлежности к разным категориям в обществе часто определяются теми, у кого есть символическая власть над нами — это может быть государство, активисты или просто люди, которым мы доверяем и от которых мы в какой-то степени зависим», — заключила Ольга Зевелева.

Анастасия Чумак, новостная служба портала ВШЭ